22 января в гостях у «Литературного салона» в ресторане французской кухни Pinot Noir побывала известная народная артистка РСФСР, советская и российская киноактриса Зинаида Кириенко, сыгравшая более 40 ролей в кино.
Зинаида Михайловна известна также как певица, она сотрудничает с поэтом Анатолием Поперечным, композитором Евгением Бедненко и другими. Входила в состав жюри Московского международного конкурса молодых исполнителей русского романса «Романсиада».
В рамках творческой встречи Зинаида Михайловна любезно согласилась ответить на несколько наших вопросов.
— Скажите, пожалуйста, Вы ведь с детства мечтали стать актрисой?
— Мама моя мечтала быть актрисой, но не получилось. Времена не те были. А ее младшая сестра, Евгения, была циркачкой. И мне от тети достались дневники, где она описывала свои впечатления о карьере цирковой актрисы. Вот, наверное, они оказали большое влияние на мой выбор. Красота тети, ее дневники…
— И уверены были, что все получится?
— Вы знаете, когда мама была беременна мной, она читала роман о греческой актрисе, «Аида» книга называлась. И мама, во-первых, была уверена, что будет девочка, и во-вторых, что станет она драматической актрисой. Она и назвала меня Аидой. А когда надо было идти регистрировать, отец подумал: ну что это, русская девочка и — Аида? И записал меня — Зинаида. С мамой истерика. Отец говорит: «Шура, что ты переживаешь? Зина, Ида — вот тебе сразу два имени». И я Идой была ещё в институте: все меня так звали, я другого имени не знала, пока титры не надо было писать в первую картину. Герасимов тогда спросил меня: а как твоё полное имя? Я сказала… Так что, даже мысли не допускала, что не поступлю, я почему-то с детства была уверена, что стану артисткой.
— А почему же тогда Вы сначала поступили в Московский железнодорожный техникум?
— Да я там всего полгода проучилась… Я — уроженка Махачкалы, потом с семьей жили в Дербенте, но и там мы надолго не задержались. После войны людей посылали восстанавливать разрушенные войной хозяйства, и маму направили работать на элеватор. Так мы переехали в станицу Новопавловскую, в Ставрополье. А я рвалась в Москву. Для начала мечтала поступить хоть куда-нибудь, чтобы потом легче было во ВГИК попасть. Вот и поступила в этот железнодорожный техникум. Но долго там не задержалась. Через полгода вернулась домой, от мамы нагоняй получила… А брат мой тогда оканчивал сельскохозяйственный техникум и посоветовал мне тоже в него поступить. «Если спросят, почему решила поступить сюда, скажи, хочу быть работником сельского хозяйства», наставлял он. И я пришла и повторила его слова. И закончила этот техникум. А во ВГИК я поступила потом. У Герасимова училась.
— А конкурс тогда какой был?
— 569 человек на место. Отсеивали пачками. И уже когда последний коллоквиум был, Герасимов меня спрашивает: «А почему ты решила стать актрисой?» Ответила: «Хочу играть, чтобы зрители сопереживали мне так же, как я сопереживала Марецкой и Тарасовой».
— Вы вытащили очень редкий и счастливый билет. Во-первых, конкурс. Потом Герасимов, «Тихий Дон». Всё, судьба решена!
— Конечно, и это без преувеличения. Хотя, думаю, я всё равно бы снималась. Может, даже не было бы такого клейма, как, знаете, на Борисе Бабочкине. Жаль всё-таки, что «Тихий Дон» был у меня на заре актёрской. Лет через десять бы — поснималась бы где-то уже, разную себя показала. А получилось, что снималась я относительно немного. Могла бы больше, конечно, но нужно было идти на, так сказать, предлагаемые обстоятельства — вы меня понимаете. Или стать женой режиссёра.
— А Герасимов был для Вас безусловным авторитетом?
— Конечно. Он, перед тем как пригласить меня на съемки «Тихого Дона», еще какое-то время наблюдал за мной. И я думаю, фильм «Надежда» был разведкой перед боем. Он хотел понять, как я чувствую себя на съемочной площадке. Помню, что как раз накануне пробных съемок «Тихого Дона» я немножко волосы осветлила. Повязала на голову платочек, прихожу на репетицию, сняли сцену, все хорошо, а Герасимов говорит: «Все свободны, а ты останься», и показывает на меня. И тут разразился такой скандал из-за моих волос. Ну, я, конечно, не стерпела, вскочила и в сердцах кричу: «Ну, и не надо, и не нужна мне ваша Москва и ваш ВГИК, и ваш „Тихий Дон“, и ваш Шолохов, и вы вместе с ним! Никто не нужен!» И разрыдалась, упала, лежу и плачу. Он испугался, подошел, так легонько погладил по голове и говорит: «Да ладно, успокойся, будешь ты играть Наталью, будешь. Только волосы приведи в порядок». Вот такое благословение мастера. И, правда, после этого за все время съемок, за всю учебу, он ни разу не повысил голос на меня. Наоборот. После некоторых сцен, он громко восклицал «Это гениально! Вы видели? Гениально!». Вот такой был Герасимов. А мог убить словом… Он ценил индивидуальность и самостоятельность в актере. Поэтому я, наверное, дорога была ему.
— А Александр Довженко?
— А что Довженко? Он был великим режиссером. Но учителем моим он не был. Я у него только кинопробы проходила. И снималась в трех фильмах по его сценариям. Но это уже было после его смерти. Мы были в экспедиции с «Тихим Доном» в Каменске и получили телеграмму, что умер Александр Петрович Довженко. А нужно было начинать как раз работу над фильмом «Поэма о море»… После этого фильма я смогла почувствовать его как мастера поэтического кино.
— А кто еще оказал большое влияние на Вашу карьеру?
— Режиссера Евгения Матвеева я могу назвать знаковой фигурой в моей жизни. Хороший режиссер. Вспыльчивый, правда, но дело у него было превыше всего. Помню, однажды он вызвал меня сниматься в фильме «Почтовый роман». Я так обрадовалась, когда узнала об этом. Поехала в Киев на пробы. Он был мной очень доволен, если бы не одна препона. Мне через два месяца надо было рожать. И я умоляла его. Я обещала ему, что рожу и на следующий день выйду на работу.
— И что? Вы, правда, вышли на съемки?
— Нет, конечно! Он отказал мне. Но может быть, если бы я была ему близким человеком, он подстроил бы съемки под меня. Но я ж говорю, дело для него было превыше всего. Да, и риск был так поступать.
— А какая героиня из сыгранных ролей Вам ближе всего?
— Наталья Мелехова. Я переживала за ее судьбу, как за свою собственную. А когда Герасимов спросил у меня, хотела бы я сыграть Аксинью, я сказала «Нет! Она мне не нравится!. Вот Наталья — это женщина, которой невозможно не восхищаться. Столько в ней всего чистого и жизненного». Да и роман хорошо написан… И, конечно, роль в «Сороке-Воровке» (фильм Наума Трахтенберга 1958 года по мотивам одноименной повести Александра Герцена).
— А «Сорока-Воровка» почему?
— Она была крепостной, но в душе — свободной. И она предпочла умереть, но сохранить эту свободу. Это был 19 век… И что, разве многое с тех пор изменилось? Барства у нас и сейчас хватает. Сел человек в кресло, припетушился и все, он уже другой. А копни еще глубже, столько всего вылезет. Нет, я не хочу никого обидеть, но это так… И сейчас мы все еще во власти тех барских предрассудков. Поэтому, коммунизм — это мечта. Она была, есть и будет. Но никогда не исполнится эта мечта, потому что мало среди нас хороших и добрых людей, а еще — простых. Только добрые и справедливые могут жить при коммунизме. Я могла жить бы при коммунизме… Мне нравится такая жизнь… Было все… Не в таких количествах, как сейчас, но было…
— А сейчас Вам чего-то не хватает?
— А сейчас мне не хватает близкого человека. С которым мы познакомились на съемках фильма «Казаки» по повести Толстого. Этот фильм потому мне и дорог, что встретила там я свое счастье, мужа своего. И мы прожили вместе 44 года без четырех месяцев. А сейчас, к сожалению, вдовствую. Внезапная трагедия, болезнь сердца… Оставил он мне двух сыновей, трех внуков, двух внучек. Это все при нем было… А сейчас уже родился правнук, но он о нем не знает. А может и знает…
— Несмотря на пережитое, Вы прекрасно выглядите. Как Вам это удается?
— Вы знаете, жизнь в гармонии, в любви — это не только счастье, но и здоровье. А вот бесконечные связи разлагают женщину, разрушают ее, хотя это и не сразу проявляется.
— Спасибо Вам за интервью, Зинаида Михайловна! Здоровья и благополучия!
Зинаида Михайловна известна также как певица, она сотрудничает с поэтом Анатолием Поперечным, композитором Евгением Бедненко и другими. Входила в состав жюри Московского международного конкурса молодых исполнителей русского романса «Романсиада».
В рамках творческой встречи Зинаида Михайловна любезно согласилась ответить на несколько наших вопросов.
— Скажите, пожалуйста, Вы ведь с детства мечтали стать актрисой?
— Мама моя мечтала быть актрисой, но не получилось. Времена не те были. А ее младшая сестра, Евгения, была циркачкой. И мне от тети достались дневники, где она описывала свои впечатления о карьере цирковой актрисы. Вот, наверное, они оказали большое влияние на мой выбор. Красота тети, ее дневники…
— И уверены были, что все получится?
— Вы знаете, когда мама была беременна мной, она читала роман о греческой актрисе, «Аида» книга называлась. И мама, во-первых, была уверена, что будет девочка, и во-вторых, что станет она драматической актрисой. Она и назвала меня Аидой. А когда надо было идти регистрировать, отец подумал: ну что это, русская девочка и — Аида? И записал меня — Зинаида. С мамой истерика. Отец говорит: «Шура, что ты переживаешь? Зина, Ида — вот тебе сразу два имени». И я Идой была ещё в институте: все меня так звали, я другого имени не знала, пока титры не надо было писать в первую картину. Герасимов тогда спросил меня: а как твоё полное имя? Я сказала… Так что, даже мысли не допускала, что не поступлю, я почему-то с детства была уверена, что стану артисткой.
— А почему же тогда Вы сначала поступили в Московский железнодорожный техникум?
— Да я там всего полгода проучилась… Я — уроженка Махачкалы, потом с семьей жили в Дербенте, но и там мы надолго не задержались. После войны людей посылали восстанавливать разрушенные войной хозяйства, и маму направили работать на элеватор. Так мы переехали в станицу Новопавловскую, в Ставрополье. А я рвалась в Москву. Для начала мечтала поступить хоть куда-нибудь, чтобы потом легче было во ВГИК попасть. Вот и поступила в этот железнодорожный техникум. Но долго там не задержалась. Через полгода вернулась домой, от мамы нагоняй получила… А брат мой тогда оканчивал сельскохозяйственный техникум и посоветовал мне тоже в него поступить. «Если спросят, почему решила поступить сюда, скажи, хочу быть работником сельского хозяйства», наставлял он. И я пришла и повторила его слова. И закончила этот техникум. А во ВГИК я поступила потом. У Герасимова училась.
— А конкурс тогда какой был?
— 569 человек на место. Отсеивали пачками. И уже когда последний коллоквиум был, Герасимов меня спрашивает: «А почему ты решила стать актрисой?» Ответила: «Хочу играть, чтобы зрители сопереживали мне так же, как я сопереживала Марецкой и Тарасовой».
— Вы вытащили очень редкий и счастливый билет. Во-первых, конкурс. Потом Герасимов, «Тихий Дон». Всё, судьба решена!
— Конечно, и это без преувеличения. Хотя, думаю, я всё равно бы снималась. Может, даже не было бы такого клейма, как, знаете, на Борисе Бабочкине. Жаль всё-таки, что «Тихий Дон» был у меня на заре актёрской. Лет через десять бы — поснималась бы где-то уже, разную себя показала. А получилось, что снималась я относительно немного. Могла бы больше, конечно, но нужно было идти на, так сказать, предлагаемые обстоятельства — вы меня понимаете. Или стать женой режиссёра.
— А Герасимов был для Вас безусловным авторитетом?
— Конечно. Он, перед тем как пригласить меня на съемки «Тихого Дона», еще какое-то время наблюдал за мной. И я думаю, фильм «Надежда» был разведкой перед боем. Он хотел понять, как я чувствую себя на съемочной площадке. Помню, что как раз накануне пробных съемок «Тихого Дона» я немножко волосы осветлила. Повязала на голову платочек, прихожу на репетицию, сняли сцену, все хорошо, а Герасимов говорит: «Все свободны, а ты останься», и показывает на меня. И тут разразился такой скандал из-за моих волос. Ну, я, конечно, не стерпела, вскочила и в сердцах кричу: «Ну, и не надо, и не нужна мне ваша Москва и ваш ВГИК, и ваш „Тихий Дон“, и ваш Шолохов, и вы вместе с ним! Никто не нужен!» И разрыдалась, упала, лежу и плачу. Он испугался, подошел, так легонько погладил по голове и говорит: «Да ладно, успокойся, будешь ты играть Наталью, будешь. Только волосы приведи в порядок». Вот такое благословение мастера. И, правда, после этого за все время съемок, за всю учебу, он ни разу не повысил голос на меня. Наоборот. После некоторых сцен, он громко восклицал «Это гениально! Вы видели? Гениально!». Вот такой был Герасимов. А мог убить словом… Он ценил индивидуальность и самостоятельность в актере. Поэтому я, наверное, дорога была ему.
— А Александр Довженко?
— А что Довженко? Он был великим режиссером. Но учителем моим он не был. Я у него только кинопробы проходила. И снималась в трех фильмах по его сценариям. Но это уже было после его смерти. Мы были в экспедиции с «Тихим Доном» в Каменске и получили телеграмму, что умер Александр Петрович Довженко. А нужно было начинать как раз работу над фильмом «Поэма о море»… После этого фильма я смогла почувствовать его как мастера поэтического кино.
— А кто еще оказал большое влияние на Вашу карьеру?
— Режиссера Евгения Матвеева я могу назвать знаковой фигурой в моей жизни. Хороший режиссер. Вспыльчивый, правда, но дело у него было превыше всего. Помню, однажды он вызвал меня сниматься в фильме «Почтовый роман». Я так обрадовалась, когда узнала об этом. Поехала в Киев на пробы. Он был мной очень доволен, если бы не одна препона. Мне через два месяца надо было рожать. И я умоляла его. Я обещала ему, что рожу и на следующий день выйду на работу.
— И что? Вы, правда, вышли на съемки?
— Нет, конечно! Он отказал мне. Но может быть, если бы я была ему близким человеком, он подстроил бы съемки под меня. Но я ж говорю, дело для него было превыше всего. Да, и риск был так поступать.
— А какая героиня из сыгранных ролей Вам ближе всего?
— Наталья Мелехова. Я переживала за ее судьбу, как за свою собственную. А когда Герасимов спросил у меня, хотела бы я сыграть Аксинью, я сказала «Нет! Она мне не нравится!. Вот Наталья — это женщина, которой невозможно не восхищаться. Столько в ней всего чистого и жизненного». Да и роман хорошо написан… И, конечно, роль в «Сороке-Воровке» (фильм Наума Трахтенберга 1958 года по мотивам одноименной повести Александра Герцена).
— А «Сорока-Воровка» почему?
— Она была крепостной, но в душе — свободной. И она предпочла умереть, но сохранить эту свободу. Это был 19 век… И что, разве многое с тех пор изменилось? Барства у нас и сейчас хватает. Сел человек в кресло, припетушился и все, он уже другой. А копни еще глубже, столько всего вылезет. Нет, я не хочу никого обидеть, но это так… И сейчас мы все еще во власти тех барских предрассудков. Поэтому, коммунизм — это мечта. Она была, есть и будет. Но никогда не исполнится эта мечта, потому что мало среди нас хороших и добрых людей, а еще — простых. Только добрые и справедливые могут жить при коммунизме. Я могла жить бы при коммунизме… Мне нравится такая жизнь… Было все… Не в таких количествах, как сейчас, но было…
— А сейчас Вам чего-то не хватает?
— А сейчас мне не хватает близкого человека. С которым мы познакомились на съемках фильма «Казаки» по повести Толстого. Этот фильм потому мне и дорог, что встретила там я свое счастье, мужа своего. И мы прожили вместе 44 года без четырех месяцев. А сейчас, к сожалению, вдовствую. Внезапная трагедия, болезнь сердца… Оставил он мне двух сыновей, трех внуков, двух внучек. Это все при нем было… А сейчас уже родился правнук, но он о нем не знает. А может и знает…
— Несмотря на пережитое, Вы прекрасно выглядите. Как Вам это удается?
— Вы знаете, жизнь в гармонии, в любви — это не только счастье, но и здоровье. А вот бесконечные связи разлагают женщину, разрушают ее, хотя это и не сразу проявляется.
— Спасибо Вам за интервью, Зинаида Михайловна! Здоровья и благополучия!